Обсудили, но не приняли

И они решили наказать Илякову и Бархударову как общественным, так и административным способами сразу - провести собрание трудового коллектива, но с повесткой дня профсоюзной: "Морально-этический климат в коллективе". В общем, соорудили эдакий гибрид беззакония, нарушив разом и КЗОТ, и закон об образовании, и закон о профсоюзной деятельности.

Но даже в этом случае директору, чтобы ссылаться на сведения Злодеева и Ерошенко, надо было хотя бы проверить их. Однако он поступает иначе - назначает собрание буквально на следующий день после получения докладных. И хотя в объявлении не сказано, о чём конкретно пойдет речь, коллектив к собранию готовят. Поэтому многие знают, что героинями события предстоит стать Иляковой и Бархударовой, и сочувствующие сообщают им об этом. Однако выступить в поддержку уже не обещают.

Единственное, что успевает сделать Илякова, это проконсультироваться в общественном правозащитном движении. Правозащитники предупреждают о том, что когда конфликты с администрацией обостряются, рассчитывать на поддержку со стороны коллег, как правило, не стоит. Трудно привлекать людей в свидетели (у них с памятью в таких случаях начинаются проблемы), трудно обеспечить правильную и полную запись протокола собрания. А без свидетелей и протоколов ничего нигде не докажешь. Договорились, что она запишет собрание на пленку, что вполне законно. Но предупредили, что пленку она имеет право использовать только как доказательство в случае необходимости защиты своих прав.

Но естественная с точки зрения права ситуация вызвала бурю негодования педагогов. Едва они увидели Илякову с диктофоном, как начался скандал. Директор как ведущий собрания требовал выключить диктофон. Кто-то предлагал покинуть зал, прекратить работу, если немедленно не остановят запись. Кто-то даже крикнул:

- Это позор джунглей!

И последним, что удалось записать, был ответ Иляковой:

- Разве мы живем по закону джунглей? Вы нарушаете мои права.

Нина Витальевна была вынуждена-таки выключить диктофон. После чего остается ссылаться на протокол, как уж он записан.

Директор выступил с докладом, суть которого, судя по протоколу, сводилась к тому, что в школе одни "знают, как надо работать, а другие знают закон, по которому можно урвать для себя". Он рассказывал о том, что для Иляковой в школе созданы все условия, а она всем недовольна. Звучали выводы без аргументов. Никаких примеров тоже не приводилось. И вот заключительная установка: "Юридически мы не имеем права этих людей убрать из коллектива. Но весь коллектив знает, какого отношения они достойны".

После такого конкретного указания альтернативных выступлений, естественно, не прозвучало. В поддержку директора - было: одна учительница рассказала о давнем поступке Иляковой, из которого следовало, что она никого не уважает и ни с кем не считается. Было ли так на самом деле, никто из присутствующих подтвердить не мог, потому что настоящие участники событий живут в Самаре.

С ними попытались связаться мы, в чем нам не отказала Н.В.Илякова. И убедились, что рассказанное на собрании о конфликте Иляковой с самарским педагогом сильно не совпадает с мнением тех, кто конфликтовал. То есть за них - без их просьбы -сделала вывод третья сторона, представив его как истинный - в своих, надо полагать, интересах. А это уже ни что иное, как манипуляции общественным мнением.

Заявления и докладные, ставшие поводом для собрания, упоминались на нём, но не зачитывались и не обсуждались. Впрочем, директор на суде утверждал, что их зачитывали, а Илякова, дескать, специально говорит, что не слышала. Она всегда не слышит то, что ей не выгодно. Тогда возникает вопрос: почему выгодно было секретарю собрания не слышать, или не записать в протокол, что такое действие производилось?

Мы посочувствовали директору: как теперь он докажет судье, что заявления читались и обсуждались? Кроме того, в суде все наперебой утверждают, что Илякова обозвала присутствующих на собрании коллег быдлом, а она говорит, что не называла. В протоколе и об этом ни слова. Кому судья должен верить, когда все либо истцы, либо ответчики, а, значит, не свидетели? Вот когда, наверное, все пожалели, что не дали Иляковой записать собрание на пленку. Может быть, некоторые даже поверили ей, что таким образом люди обеспечивают возможность представить и доказать истину. И тот, кто хотел лишить её этой возможности, в равной мере лишил этого и себя.

И, наконец, самое интересное: на собрании, где обсуждали поведение Иляковой, саму Нину Витальевну вообще никто ни о чем не спрашивал, и слова ей не давали. Выходит, её мнение никого не интересовало. Или же слушать его было бесполезно, потому что оно ничего не могло изменить, так как уже заранее было известно, как следует оценивать её поведение. В таком случае коллегам проще было ни во что не вникать и действовать по Пушкину: "И обмануть меня не сложно. Я сам обманываться рад".

Однако организаторы действа не решились на голосование сразу. Директор сказал, что не знает, как закончить собрание. И был предложен весьма странный вариант: "Решение собрания надо отредактировать (хотя его пока еще никто не формулировал и даже не вносил предложений - прим. автора), довести до сведения коллектива и ознакомить под роспись" Оригинальное предложение без голосования стало коллективным решением собрания. На том и разошлись.

Потом отдельно заседали профком, администрация и заведующие отделениями - и отредактировали. А через четыре (!) дня собрали тех, кто оказался на месте, зачитали, проголосовали и велели решение подписать. Те же, кого в этот день не было, подписывались без голосования, дружно и послушно, в том числе и бывшие единомышленники Иляковой. Увидев их подписи, Нина Витальевна окончательно убедилась, что исполнила роль Александра Матросова, который грудью закрыл вражескую амбразуру. Но её "батальон" не только не бежал в атаку, а давно отступил и спрятался за лесом. Оставалось ждать, когда он начнет "стрелять" в неё с тыла, полагая, что лучшая помощь пострадавшему - добить, чтоб не мучался.

Директор на суде особенно подчеркнул достоинства такой формы демократии, когда люди не голосуют, а подписываются: это даже серьезнее, чем просто проголосовать, ведь человек имеет возможность еще раз прочитать решение, подумать, все взвесить и подписать.